Снисхождение - Страница 2

— Видимо — с сомнением ответил я — Пить хочу. А где я?

— В больнице — сообщила мне женщина — В реанимации. Пить сейчас дам, только немного, а то тебя стошнить может.

— Стошнить меня и без воды может — заверил ее я — Очень меня штормит.

— Лучше не надо — попросила меня женщина.

— Как пойдет — не стал ее обнадеживать я и с глотнул теплой воды из носика чайничка — поилки, который она уже поднесла к моему рту.

Напившись, я облегченно вздохнул — одной проблемой стало меньше.

— А это кто там так жутко хрипит? — решил для начала узнать я.

— Иванко отходит — без особого сожаления сказала женщина — Бомж местный, можно сказать — достопримечательность. Надоел всем — сил нет, прости господи. Хотя — может и в этот раз выкарабкается, у него как у кошки девять жизней. Какую дрянь только не лакает — и все ему ничего. В худшем случае сюда попадает, пару дней несет всякий бред, а после снова на волю, политуру пить. Но в этот раз переборщил — стеклоомыватель — это не шутки.

— Ыга — сообщил Иванко, видимо услышав свое имя — Ыга!

— Вот и весь его словарный запас — констатировала женщина — Раньше‑то побольше был, но в последнее время он совсем отупел. Да угомонись ты, халамидник!

Бомж Иванко хрюкнул, шумно испортил воздух, и снова то ли захрипел, то ли захрапел.

— Эва как — я загрустил, предвидя веселую ночь в соседстве с бомжом Иванко, несущим всякий бред — А никак нельзя сделать так, чтобы или его куда‑то увезли, или меня? Я человек широких взглядов, но бомж — этот перебор. У него, наверное, и вши есть.

— А куда? — развела руками женщина — Врач сказал — в реанимацию — значит в реанимацию. Терпи. Я же терплю.

И мне пришлось всю ночь терпеть бомжа Иванко, который и то в самом деле то нес какой‑то бессвязный бред, то начинал петь песни, то шумно и затейливо пускал злого духа. И, скажу честно, когда он к рассвету наконец затих, я даже испытал чувство радости — так он меня достал. Это не по — христиански, но, с другой стороны — помести в такие условия служителя церкви и еще неизвестно, что у него со смирением будет. К тому же еще неизвестно — помер он или нет. Главное — тишина настала.

Утро вышло повеселее, чем ночь. Для начала появился главврач больницы, который был со мной очень любезен, возмутился тем, что Иванко, оказавшийся живым, до сих пор тут, а не отправлен пинком за порог больницы и велел перевести меня в отдельную палату, где я с чувством глубокой радости узрел Азова, который держал в руках авоську с апельсинами.

— Раритет — сообщил он мне, показывая плетеное изделие советской промышленности — Давно валялась дома, все не знал, куда девать. А вот — пригодилась.

— Ему пока нельзя апельсины — предупредил его главврач — И твердую пищу в целом. Каши, бульоны…

— Это все ясно — понятливо покивал Азов — Спасибо, доктор. Когда мы его сможем отсюда забрать в Москву?

— Через неделю — поспешно ответил доктор — Или даже того позже. Это же перитонит, это же не шутки! А если швы разойдутся? А если нагноение?

Я икнул — мне такие перспективы были не по душе.

— Не пугайте мне молодого человека — попросил главврача Азов — Я вас понял, мы подумаем. В любом случае, ваше учреждение окажется не в накладе.

— Муниципальная медицина бесплатна — сообщил главврач, снял с носа очки в золоченой оправе и протер их — Хотя бюджет на здравоохранение у нас невелик, увы.

— Увы — поддержал его Азов — Я потом к вам зайду, мы обсудим и этот вопрос, и кое — какие другие.

— Жду — главврач понятливо кивнул, строго глянул на меня и приказал — По возможности не вставать и даже не вертеться, понятно?

— А в уборную? — озадачился я — Мне надо.

Ночью в меня влили пару пузырьков глюкозы внутривенно и сейчас она настойчиво просилась на волю. Глюкоза — не пиво, она действует более агрессивно.

— Утка — порадовал меня врач — Чем плохо?

— Всем плохо — прокряхтел я, ворочаясь и силясь встать — Я в утку не буду. Я стесняюсь. Я лучше у унитаза сдохну.

— Мужик — с гордостью сказал Азов, помогая мне встать и останавливая доктора — Имеет право. Я сам такой же. Тем более что туалет — вон он.

Это да. Платная палата была со своим отхожим местом — и это мне повезло. До общего я мог и не доковылять, слабость была просто невозможная. Пока лежишь — вроде ничего, а как встанешь — так беда. И больно, опять же.

Главврач только головой покачал, да и пошел к себе — ждать Азова, готовить тезисы о жадности районных властей и тяготах бюджетной жизни. И правильно — шанс, он выпадает только раз, надо им пользоваться. Были бы деньги — я бы и от себя подкинул, как‑никак они мне жизнь спасли. Но у меня сейчас из имущества только исподнее да авоська с апельсинами.

Азов, сопроводив меня, счастливого и облегченного, после туалета, ушел к главврачу, пообещав скоро вернуться, чтобы поговорить детально. И как только он скрылся за дверью, в нее ввалились мои соратники, в полном составе, да еще и с благообразной старушкой, которая махала руками и кричала:

— Да куда вы все! Нельзя же всей толпой‑то!

— Нам можно, мамаша — отбивался от нее Стройников — Можно нам. Мы родные и близкие поко… Выздоравливающего!

— Ну вот — с гордостью показала на меня Шелестова пальцем — А вы все — помрет, помрет. Заметьте, шеф, я одна не причитала и не скидывалась на венок.

— Подойдите ко мне, дети мои — слабым голосом сообщил им я, выпростав одну руку из‑под одеяла и изобразив на лице что‑то вроде «Он уже не с нами» — Темно в глазах… Все здесь? А где мой верный друг, где Петрович?