Снисхождение - Страница 44

— Трогательно — я улучил момент и стащил еще одну ягоду — А где вопрос — 'Как твое здоровье, любимый? Ничего не болит?'.

— А смысл? — Вика хитро изогнула руку и постучала меня по голове — Если тут ничего нет, и ты после своих похождений полдня торчишь в игре, то стоит ли о чем‑то спрашивать? Все равно ты меня не слушаешь. И потом — я беседовала с Жанной, она сказала, что можно ничего не опасаться. Исключение составляет только возможность того, что ты будешь уклоняться от своих мужских обязанностей, проще говоря — симулировать.

— Это она о том, про что я думаю? — поперхнулся я.

— Нет — засмеялась Вика — Это про вбить гвоздь и на работу ходить. Про то, о чем ты думаешь, пока даже не мечтай. В общем — пока нельзя, шов может разойтись.

— Экая досада — опечалился я — Нет в жизни счастья. Ну, разве только мясо по — французски.

Уже в кухне, глядя на едящего меня, Вика сообщила.

— Вот еще что забыла. Мамонт увольняется.

— Да ты что! — чуть не поперхнулся я — Мамонт? Сам?

— Сам — явно не поняла меня Вика — Я же говорю — он увольняется.

— Вик, не тупи — я положил вилку и нож на стол — Бывает, что человек уходит, а бывает, что его 'ушли'. Здесь что имеет место быть?

— Без понятия — Вика, как мне показалась, изрядно удивилась подобной реакции с моей стороны — Мне про это Шелестова рассказала, она курила с девчонками из редакции, те ей про это и поведали. Вроде как сам, но так это или нет на самом деле — не поручусь.

— Плохо — сказал ей я — Жалко старика.

Мамонт был сварлив, громогласен, корыстолюбив и невероятно авторитарен, но меня это никогда не пугало и от него не отталкивало. При всех своих недостатках и слабостях он всегда был на стороне сотрудников и в глубине души нас любил. Да и не в глубине — тоже.

Лично я был ему признателен за многое, и в первую очередь за то, что некогда он взял меня на работу, плюнув на тот факт, что я ничего тогда не знал и не умел. Если бы не он, не стал бы я тем, кем стал. Нет, как журналист я из себя почти ничего не представляю — один из тысяч обычных писак, но кабы не Мамонт, то я и таким бы не стал.

— В понедельник с тобой поеду — сообщил я Вике, снова берясь за столовые приборы — Надо с ним поговорить.

— Зачем? — удивленно пожала плечами она — Уходит — и уходит. Может, у него пенсионный возраст подошел, может, он решил просто на покой отправиться. Ну, в парках сидеть, в шахматы играть, что там еще пенсионеры делают?

— Может и так — признал я — Но я сам хочу все узнать. Да и потом — чего дома сидеть? Скучно же.

— И то — Вика покивала — Лучше в редакции побудь, чем в этой игре сутками торчать. Небось, все выходные тоже в ней будешь куковать?

— Фиг — помахал вилкой я — Точнее — пол — фиги. Про воскресенье не скажу, но завтра я собираюсь посвятить тебе. В кино пойдем.

— Да кто нас в кино отпустит? — невесело спросила Вика.

— Так ты сама говорила — тут кинозал где‑то есть, для своих — напомнил ей я — Вот в него и пойдем. Может, там даже попкорн продают. Я его не люблю, он на зубах скрипит, но традиция, однако.

— Тооочно! — Вика захлопала в ладоши — Я про него и забыла! А потом пойдем в кафе, будем пирожные есть! Эклеры и 'картошку'.

— Слабая замена фаст — фуду, после кино хорошо крылышек навернуть под картошечку- 'фри', если уж мы о студенческих забавах заговорили — критично заметил я — Но — хорошо, пусть будет так.

И все вышло очень и очень здорово. Кинотеатр тут на самом деле обнаружился, на третьем этаже — маленький зальчик на сорок мест, но зато оборудованный по последнему слову техники. И с очень приличным репертуаром.

В кафе мы тоже сходили, где крайне душевно посидели.

А вечером плюнули на предупреждения Жанны. Елки‑то — палки, один раз живем. И в нашем конкретном случае есть еще и неизвестность со сроком этой жизни. В моем — так точно. Если сегодня ничего от бытия не возьмешь, завтра такого шанса может и не быть.

И, что следует отметить, все это мое подвижничество оказала благодатное воздействие на Вику, по крайней мере когда я полез в воскресенье в капсулу она ничегошеньки мне по этому поводу не сказала. Да оно и не странно — к ней в гости пришла привычно сонная в это время дня Генриетта и они сейчас в две ложки препарировали очередную банку варенья из наших нескончаемых запасов.

Ведь вот что примечательно — мы эти банки и раздавали, и сами ели, а они все не кончаются. Может, тетя Света втихаря сюда приезжает и пополняет наши запасы?

Но все это вылетело из моей головы, как только я оказался в Агбердине. Какое варенье, о чем я!

Город был забит народом до предела — горцы, игроки всех мастей, рыцари Ордена, невесть чего тут делающие, я приметил даже мелькнувшую в толпе черную рясу, которая несомненно принадлежала одному из бухгалтеров брата Юра. Это и неудивительно — он подобное мероприятие не пропустит, оно на все сто процентов в зоне его интересов.

— Н — на редкость шумно т — тут нынче — раздалось у меня за спиной и от неожиданности я даже подпрыгнул.

Ну вот что такое! Почему они всегда подходят сзади, что за голливудские шаблоны? И еще — помяни черта. Хотя — если совсем честно, то я соскучился по этому невысокому человеку с умными глазами и сединой в волосах.

— Так мероприятие — повернулся я к казначею Ордена Плачущей богини — Знаковое.

— И это п — плохо — с недовольством оглядел толпу брат Юр — С — серьезные решения приним — маются в тишине, а не в таком г — гвалте.

— Так гвалт — тут, а решения — вон там — я показал на здание, в котором давным — давно доказывал бейрону Фергюсу что я в самом деле есть я.