И я потыкал пальцем в потолок.
— А потом нашего главного редактора туда — Вика повторила мой жест — вызовут и там ему придется объяснять, почему подобный материал появился в подконтрольном 'Радеону' издании. Слушай, Шелестова, а может, ты это нарочно? Может, ты — инсайдер? Может, твоя задача Харитону Юрьевичу козью морду состроить?
— Вика, ты уж не перегибай — подал голос Петрович — Что за шпиономания?
— Лен, включай уже мозги — на полтона ниже сказал я Шелестовой — Я понимаю, что ты хотела написать интересный и злободневный материал. Кстати — тебе удалось это сделать, статья сама по себе очень хорошая. Но ты не учла того, что мы не демократическая и независимая пресса, а на самом деле подконтрольное издание. Я бы даже сказал — карманное. Увы, но мы не можем писать все то, что хотелось бы, по крайней мере, до той поры, пока нам своевременно платят. Если совсем честно, я даже удивлен, что мне приходится тебе это объяснять. Ты же вроде девочка умная, уже повидавшая мир прессы.
— Вот — Шелестова покопалась на своем столе и протянула мне листок бумаги.
Я взял его и вслух прочел верхнюю строчку:
— Геймплей Файролла — новое и уникальное слово в индустрии игр.
В кабинете установилась тишина.
Я глубоко вздохнул, поднял глаза на Шелестову, которая накручивала на палец локон.
— Поясни — попросил я ее, тряхнув листком.
— Ну, просто вы такой забавный, когда злитесь — прощебетала Елена — У вас глазки в этот момент так смешно выпучиваются. И еще — давно шума у нас не было, застоялись мы, вот я и решила…
— Во дает! — в один голос сказали Стройников и Самошников.
— Я в домике — сообщил всем Петрович, хорошо знавший меня, а потом накрывший голову пустой 'короновской' папкой.
— Уволю! — зарычала Вика.
— Я всегда говорила, что она чокнутая — сообщила Соловьева Таше, которая даже перестала жевать пирожок.
Даже Ксюша что‑то пискнула из своего угла.
Я махнул рукой, призывая всех к тишине.
Мне было, что сказать этой возмутительнице спокойствия.
Например — хорошую фразу из не нового, но отличного сериала, которая звучала приблизительно как: 'У тебя демоны в мозгу спариваются'.
Или последовать совету Вики.
Или ударить её рублем. Мера для нее совершенно нестрашная, но унизительная.
Или….
Но я не стал делать ничего из этого длинного списка. Даже не потому, что это все было бы впустую.
Просто — глупо наказывать того, кто выкидывает те же номера, которые в свое время выкидывал ты сам. Странно, что я сразу этого не понял. Это же была моя собственная шутка. И это был мой текст. Не статьи, а непосредственно диалога. Семь лет назад, когда мозгов у меня было еще меньше, чем сейчас, я выкинул аналогичную штуку с Мамонтом, на спор. Мы тогда забились с Сашкой Овчинниковым на ящик пива о том, что я доведу нашего главреда до белого каления, но при этом он меня не уволит.
Придумать трюк было несложно, тут главное было то, чтобы никто про это не знал. Ведь стуканули бы — и пиши пропало. Чего — чего, а 'барабанов' у нас хватало и тогда, и потом. Вот и знали про мою задумку кроме Сашки только Маринка Свиридова да Олег Ничитайло, фотограф, я его попросил Мамонта сфоткать в момент гнева. Он, когда на меня орал, так забавно всегда ноздри раздувал, как будто вот — вот из них огонь выпустит. Только ради этого стоило затевать этот розыгрыш! Не человек, а Змей Горыныч, честное слово.
Нет, все‑таки скотина я был тогда. Не в том дело, что я с Мамонтом нынче местами поменялся, а в том, что нельзя было так. Впрочем, понимание приходит с годами, и стыд за свои поступки тоже. Тогда мне это казалось смешным.
Все получилось, спор я выиграл, а фотка эта до сих пор где‑то у меня в столе лежит.
Но откуда она про это знает? Кто ей рассказать мог? Тогда ведь так никто и не понял, что это шутка была, все решили, что я окончательно сбрендил. Маринка на трассе 'Дон' погибла, Олег пропал без вести где‑то на Черном Континенте, он же через год перевелся в АПН 'Новости' штатным фотографом. Сашка? Ну, если только он. Не Мамонт же?
Хотя — может, и совпадение высшего порядка, такое бывает. Впрочем, это несложно проверить.
— В один прекрасный день тебе непременно проломят голову — с непонятным мне самом удовольствием, повторил я слова Мамонта, те самые, которые он мне сказал семь лет назад — Когда этот день наступит, я поверю в высшую справедливость.
— Это вряд ли — Шелестова развела руками — Я же стала журналисткой и даже работаю в вашем еженедельнике, а вы о какой‑то высшей справедливости толкуете.
— Всем работать — я скривил рот, скрывая улыбку — Шелестова — ко мне в кабинет.
— Допрыгалась — злорадно прошипела Соловьева.
Остальные тревожно переглянулись.
— Давно пора — Вика, по — моему, была готова просто захлопать в ладоши — Одним днем, да? Чего ей две недели здесь нам глаза мозолить?
— Душа моя, просмотри новости, которые отобрали для нового выпуска — попросил я и закрыл дверь прямо перед ее носом.
— Не поняла — донеслось из‑за двери.
Шелестова села в кресло, положила руки на колени и уставилась на меня.
— Овчинников? — утвердительно спросил я.
— Он — подтвердила Елена и внезапно завопила — Нет! Нет, Харитон Юрьевич, только не ремнем, у меня на попке следы останутся!
После чего пару раз смачно хлопнула ладонью по столу.
— Что ты за человек такой? — спросил я у нее обреченно.
— Насколько я поняла из рассказов Александра Валентиновича — то я — это вы лет семь — десять назад — заговорщицки прошептала мне Елена и уже в голос добавила — А так мне даже приятно!